Осеннее равноденствие (23 сентября по н. ст., 10 сентября по ст. ст.), когда растущая ночь сравнивается по продолжительности с днем, древние славяне отмечали по особому. В отличие от зимних, весенних и летних праздников вокруг ритуальных костров осенью на первое место выходили общинные пиры. Полевые работы к тому времени обычно полностью завершались; зерно было собрано, обмолочено и засыпано в закрома. Славяне наконец получили то, о чем они просили высшие силы в течение года, и теперь с благодарностью отмечали богатый урожай.

Сентябрьский праздник посвящался самым древним славянским божествам плодородия — Роду и Рожаницам. Род был верховным небесным богом, дарующим живительные солнечный свет и дождевую влагу. Две Рожаницы (мать и дочь) символизировали возрождение жизни, связь всего живого на земле. Их представляли как женщин, похожих на дерево или с крыльями вместо рук и звериными рогатыми головами. Часто Рожаниц изображали в сопровождении пары самок лосей, оленей или птиц: лебедей, гусей, уток, глухарей. В сентябре славяне обычно устраивали массовые загонные охоты на зверей и птиц. Из попавшей в сети дичи одну пару обязательно отпускали на волю в дар Рожаницам.

На осенний пир — «братчину» — жители славянских поселений собирали в складчину обильное угощение. Каждая семья вносила свою долю в общий котел. Женщины выпекали праздничный хлеб, варили ритуальную кашу из всех видов круп. На столах должны были присутствовать и молочные продукты — сыр и творог. Мужчины готовили пиво, хмельной мед и особенное «вино добровонное», то есть благоухающее, настоянное на пахучих травах. Наполненной этим вином чашей обносили всех собравшихся на «братчину». В случае богатого урожая пиршество с восхвалениями Роду и Рожаницам могло продолжаться несколько дней.

Народный праздник начала осени сохранялся и после принятия Русью христианства. Ближайший к осеннему равноденствию православный праздник — Рождество Пресвятой Богородицы, которое отмечается 21 сентября (8 сентября по ст. ст.). На Руси Рождественский Богородичный праздник приобрел черты прежних торжеств в честь Рожаниц. Общинные пиры устраивались на площади около церкви или в специально пристроенных к храму трапезных. Нередко после праздника Рождества Пресвятой Богородицы со степенным угощением «кутьей» прихожане собирались на следующий день и устраивали шумный пир уже в честь Рожаницы, которую, впрочем, теперь воспринимали как ту же Богородицу, просто названную по-иному.

Славянские Рожаницы. Деревянная скульптура из Фишеринзеля. (Южная Прибалтика)

Церковь видела в таком народном обычае черты язычества и резко осуждала «наполняющих ковши свои на потребу бесам в честь Рода и двух Рожаниц». Особенно возмущало церковников кощунственное, как они считали, соединение христианского и языческого праздников: «Смешаемы честные молитвы с проклятым молением идольским, так ставят кроме трапезы кутинныя и законного обеда беззаконную трапезу, именимая Роду и Рожаницам», и они провозглашали «горе пьющим Рожанице!»

В XII веке «идольские пиры Роду и Рожаницам» были широко распространены, особенно на окраинах, к которым в ту пору относилась и Москва. Осенний Новый год оказался наиболее устойчивым из народных языческих праздников. И в XIV столетии в «Четьи-Минеях» (собрании Житий святых по месяцам) под 31 августа*, завершающим годовую череду, было записано предупреждение: «А се грехи: желя (жертва) Роду и Рожаницам по Рождестве — муку варить Святой Богородице, а Роду примолвивающе». То есть прихожанам разъяснялось, что приготовление символической каши к Рождеству Богородицы на самом деле является приношением языческому Роду.

И все же со временем осенние пиры оформились во вполне христианские праздники. Священники сами благословляли «братчины» и пели на них тропарь Богородице. Рожаницы в народной традиции превратились в добрых фей, помогающих при родах, а Род из прежнего небесного божества стал чем — то вроде домового. Считалось, что в ночь после Рождества Богородицы он забирает оставленные ему в благодарность за охрану дома крохи от праздничной трапезы — общинного пира, который когда-то устраивали в честь самого Рода. В начале осени также проводился странный обряд — похороны мух. Наступающая в эти дни холодная погода действительно приводила к скорой гибели назойливых насекомых, но даже их следовало проводить по-доброму.

Церковь вначале отмечала Новый год по заимствованной из Византии традиции 1 марта. С этого дня начинался годовой ход богослужений. Считать церковный год с первого весеннего месяца повелось еще с библейских времен. Однако не сохранилось никаких сведений о том, что 1 марта сопровождалось какими-то светскими или церковными мероприятиями. Для властей желательнее было бы подводить итоги года в конце лета, чтобы сразу взимать подати с собранного урожая. Еще римский император Константин, первым признавший христианство, установил с сентября счет «индиктам» — порядковым номерам года в 15-летнем цикле, по окончании которого составлялись новые налоговые списки. Исходной точкой счета индиктов была дата сотворения мира, которое, как считалось, произошло за 5508 лет до Рождества Христова.

В Древней Руси 1 сентября завершался годовой срок торговых и хозяйственных договоров. К этой дате должны были быть внесены дани и оброки, сделаны последние выплаты за заключенные в уходящем году сделки. Первый день осени был последним сроком, когда виновные могли добровольно явиться на княжий суд в надежде на милость и снисхождение. В тот же день князья рассматривали жалобы, поданные в течение года, и определяли правых и виноватых.

Считалось, что 1 сентября человек становится на год старше. К этому дню была приурочена церемония «постригов» — перехода из младенческого в юношеский возраст на четвертом году жизни. Особенно пышно церемония проводилась в княжеских семьях. После того как местный епископ отрезал у мальчика прядь волос, малолетнего княжича торжественно усаживали на коня.

Постепенно к осеннему Новому году как в Византии, так и на Руси, перешла и церковь. В древнейшей русской богослужебной книге — Остромировом Евангелии 1057 г. — сохранилась запись: «Первое сентября, новое лето, начало индикту». В XIII веке в русских землях в первый день осени уже проводились праздничные крестные ходы, в следующем столетии русские епископы постановили начинать годовой ход богослужений в сентябре, а не в марте.

Окончательно же Новый год был перенесен на осень в конце XV века, точнее в 1491/1492 г. Наступление этого года люди ожидали со священным ужасом. Если считать от даты сотворения мира, 1491/1492 г. был юбилейным — 7000-м. Все были уверены, что миру уготовано существовать лишь семь тысяч лет, а в 7000 г. неизбежен конец света, явление Антихриста и второе пришествие Христово. Даже пасхалии — таблицы с датами празднования Пасхи по годам — были рассчитаны только до 7000 г. от сотворения мира. После этого года в одной из пасхалий значилось: «Здесь страх, здесь скорбь, как в распятии Христовом сей круг бысть, сие лето наконец явится и в нем чаем всемирное Твое пришествие».

Роковой 7000-й год наступил в сентябре 1491-1492 г. от Рождества Христова. Конца света не произошло. В Москве сразу собрался церковный Собор, сделавший заключение о невозможности предсказать дату Страшного Суда: «Чаем всемирного пришествия Христова на всяко время. О летах же и временах не наше искать». Собор принял решение составить пасхалии дальше — на восьмое тысячелетие. Однако люди еще долго встречали каждый следующий новый год как дар судьбы.

Сентябрьский Новый год превратился в настоящий праздник. Когда в 1598 г. царем стал Борис Годунов, он специально отложил свое венчание на царство до Нового года — дня «общего доброжелательства и надежд, лестных для сердца». Принимая 1 сентября скипетр и державу, царь Борис обещал народу новое счастливое время: «Бог мне свидетель, не будет в моем царстве не сирого, ни бедного, отдам и последнюю рубашку!».

В память о своей новогодней коронации Борис Годунов повелел заложить в Москве храм Симеона Столпника, память которого отмечается 1 сентября. Точно не известно, где располагалась эта церковь. По одной версии, ее построили за Яузой, и позднее вокруг нее выросла Семеновская слобода. Другие считают, что Годунов выбрал под памятный храм «Дехтерев огород, что на Арбате». Возведенная там церковь, перестроенная в XVII веке, уцелела на фоне безликих многоэтажек Нового Арбата, являясь зримым выражением контраста между московской древностью и архитектурой эпохи «развитого социализма».

После Смутного времени встреча каждого Нового года в Москве превращалась в пышную и торжественную церемонию, в которой принимали участие высшие светские и церковные власти. В день святого Симеона, за которым отныне навеки закрепилось прозвище «Летопроводца», 1 сентября в центре Кремля на Соборной площади устраивался обширный помост, устланный турецкими и персидскими коврами и огороженный разукрашенной резной решеткой. На помосте устанавливалось два возвышенных места для патриарха и царя. Царское место представляло собой позолоченный трон внутри прозрачных стен из вставленной в рамы слюды. На резной крыше было сделано, как на храме, пять главок, также из слюды, украшенных наверху золотыми двуглавыми орлами.

Вокруг помоста выстраивались ратным строем стрельцы в разноцветных кафтанах, с оружием, знаменами и барабанами. На площади стояли специальные возвышения для почетных гостей. Лучшие места на паперти Архангельского собора, откуда хорошо было видно всю церемонию, отводили иностранным посланникам, а также делегациям донских и запорожских казаков. Простой народ толпился на всей свободной части площади, а также густо облеплял крыши храмов и колокольню Ивана Великого.

В 10 часов утра 1 сентября патриарх выходил из Успенского собора во главе крестного хода. В этот момент в Кремле начинался звон во все колокола, а из Благовещенского собора начиналось шествие царя со всей свитой. Царь всходил на помост и принимал благословение от патриарха. Следом поднимались представители высшего духовенства и знати, кланялись царю и патриарху и выстраивались по обе стороны в соответствии с чином. Патриарх проводил праздничное богослужение, заканчивая его торжественным поздравлением с Новым годом: «Здравствуй царь-государь нынешний год и впредь идущие многие лета в род и во веки!».

Царь благодарил патриарха, и они занимали свои возвышенные места, откуда их мог видеть весь собравшийся на площади народ. Начиналось поздравление царя и патриарха митрополитами и епископами, подходившими по двое. Царь отвечал им поклоном, а патриарх — благословением. За высшим духовенством следовали бояре и прочие придворные. От общего лица с поздравительной речью к царю обращался самый почтенный боярин, а к патриарху — наиболее уважаемый епископ. Когда боярин и епископ заканчивали свои речи, по команде стоявшего на помосте военачальника заполнявшие площадь войска и простой народ разом, как один человек, били челом до земли. Расходясь по домам после этого торжественного «Действия летопроводства», люди спешили начать новый год с добрых дел. Одни раздавали нищим щедрую милостыню, другие отсылали праздничное угощение в тюрьмы и богадельни.

Последний раз Новый год торжественно отмечали 1 сентября в 1698 г. Впрочем, едва ли в Москве тогда было очень уж праздничное настроение. Буквально накануне сентябрьского Нового года в столицу явился царь Петр, спешно прервавший длительное заграничное путешествия из-за стрелецкого мятежа. Царь прибыл в страшном раздражении, ясно было, что скоро разразится гроза. Для начала Петр собственноручно обрезал бороды у явившихся к нему на прием бояр.

Новый 7207 год от сотворения мира праздновался с прежней пышностью. Правда, на Соборной площади уже не было видно стрельцов, томившихся теперь в темницах. В Кремле выстроились ряды гвардейцев из бывших «потешных» полков. Преображенцы и семеновцы были одеты в новые синие мундиры с красными обшлагами. Царь Петр с царицей Евдокией, которую он спустя несколько дней отправит в монастырь, и малолетним царевичем Алексеем, а также все придворные, явившиеся на торжественную службу в Успенский собор, были одеты по-европейски. Одна только вдовствующая царица Прасковья, супруга покойного царя Ивана, брата Петра, осмелилась прийти в русском платье.

Вечером 1 сентября в честь Нового года был устроен грандиозный пир в доме генералиссимуса Шеина. Те, кто осмелился явиться на пир бородатым и в русском платье, попадали в руки царских шутов, с прибаутками обрезавших бороды и длинные полы одежды. Представители именитой знати терялись среди толпы солдат и матросов, с которыми Петр держался на равных, угощал яблоками и называл братьями. Каждый заздравный кубок сопровождался залпом из 25 пушек. Сразу после новогоднего праздника Петр приступил к розыску по стрелецкому бунту. В конце сентября в столице начались массовые казни.

Следующий 7208-й год от сотворения мира Москва встречала без Петра, задержавшегося в Воронеже. Но вот 15 декабря москвичам был зачитан царский указ «О новом счислении лет» — от Рождества Христова. Через пять дней последовал еще один указ — «О праздновании Нового года». Следующий 1700-й год надлежало встречать уже 1 января. Праздновать новый Новый год заставляли буквально из — под палки: «А кто на Новый год не веселится, того бить батогами!».

Старый Новый год остался в уходящей эпохе. Впрочем, Русская православная церковь по — прежнему празднует церковное новолетие 1 сентября (14 сентября по н. ст.).

Д. Никитин, кандидат исторических наук
* Даты указаны по старому стилю.